Kas kopīgs skudrai, bitei, šimpanzei un tam, ka cilvēki karo

Dabaszinātniece Jevgēnija Timonova vada raidījumu «Всё как у зверей» jau trešo sezonu. Raidījumā viņa stāsta par to, kas ir cilvēki un kāpēc tie ir tādi, kādi tie ir. Svaigākajā sērijā «Звериный оскал патриотизма» Jevgēnija smalki un argumentēti iztirzā, kā un kāpēc cilvēkiem mūsdienās, nonākot līdz savas evolūcijas un intelekta augstākajai attīstībai, tik un tā izdodas uzsākt karus un iesaistīt tajos lielas atbalstītāju masas. Turklāt izrādās, ka tas viss ir altruisma dēļ.

Ja šis patika, tad iesaku brīvajā laikā noskatīties arī pārējos «Всё как у зверей» raidījumus. Nebūt nav sliktāki.

«Всё как у зверей»—это программа о том, в кого люди такие. Мы рассказываем о том, о чем Николай Дроздов, Дэвид Аттенборо, BBC и «В мире животных» деликатно молчали. Но кто-то же должен! Придумывает и ведет «Все как у зверей» вечный натуралист Евгения Тимонова, а помогают ей разные хорошие животные. Или она им.

Es apzinos, ka ar katru dienu bloga lasītāju, kas saprot krievu valodu, kļūst arvien mazāk. Tomēr neko nespēju padarīt—krievu valodā ir apbrīnojami plašs unikālu materiālu krājums un būtu muļķīgi ar tiem nedalīties. Tā kā vai nu jums nāksies iespringt uz krievu valodas apguvi, vai arī ik pa laikam ignorēt manas publikācijas.

Šis ir ieraksts no neregulārās bloga rubrikas par tīmeklī atrodamajiem video. Iepriekšējo reizi satījāmies īsfilmu «Eksperts» un eksperta atbildes video.

Par leģionāriem, 9. maiju un visu pārējo hu**u

Ja mani tik ļoti šodien nebūtu aizskārusi Kļeckina aizstāvēšanās, kad viņu intervēja Bankovskis («Rīgas Laiks», 2008. gada aprīlis), droši vien pat neiedomātos to nekad pieminēt, bet šoreiz tiešām gribās, it īpaši tāpēc, ka Selecka blogā mani nodēvēja par lohu, kas visus uzskatot par okupantiem (piedod, Selecki, tas nekādā ziņā nav attiecināms uz tevi personīgi).

Хенде хох, Гитлер капут
В России есть только один культ хуже православия — культ Дня победы. Священный трепет, придыхание, особая лексика, слова о памяти, приторная забота о ветеранах — все это вызывает приступы рвоты. Поездки молодоженов к ближайшему памятнику 1941–1945. Ежегодные установки новых памятников и мемориалов. Возрождение худших традиций советской монументальной художественно–графической пропаганды из цифр, картонных орденов Победы — не помешались ли люди?

Вся эта религиозная хуйня меня чудовищно раздражает. Все это не имеет никакого отношения к победе. Ветеранам 60 лет внушают героизм и величие поступков, они под старость даже начинают сами в это верить. В жизни никакого героизма и величия поступков не существует. Существуют патриотизм, месть, необходимость умереть, борьба за выживание и другие человеческие качества. Обожествлять эти качества — такая же глупость, как молиться мощам.

Для тех, кто прошел войну, она стала очень важным, но всего лишь одним из событий в жизни. Нельзя воевать четыре года для того, чтобы оставшуюся жизнь думать только о войне. Война остается эпизодом для тех, кто выжил. Выжили, и дальше продолжают. Никакого отношения памятники, монументы, музеи и прочая пропаганда не имеют к жизни. Думают остаток жизни о войне только умопомешанные.

Памятники Великой отечественной войне один другого безвкуснее. Площади, оформленные вечным огнем — апофеоз брежневской школы архитектурно–градостроительной деградации и непрофессионализма. Стелы, стоящие в каждом районе, ужасны. Самое главное, что стела из обычного сраного бетона тут же становится священной – ее нельзя ни тронуть, ни снести. Хотя по сути она — кусок бездушного конъюнктурного говна. Но все боятся об этом сказать вслух, потому что “наши деды воевали за нас”.

После победы над Наполеоном в России установили, может, 20 памятников. После победы над Гитлером — десятки тысяч. И ставят до сих пор. Начиная от обязательного для каждой деревни покрашенного пятью слоями серебряной краски бойца, заканчивая тупейшими гранитными композициями в центрах всех русских городов.

Сразу после войны памятники были скромные, а со временем День победы стал официальным поводом спиздить бабок под предлогом необходимых жертвоприношений новому культу. Чего стоит комплекс на Поклонное горе — тупейшее, бессмысленнейшее, невъебически дорогое сооружение для никого. День победы ввели через 20 лет после дня победы – в 1965 году. Значит, тем, кто действительно вспоминал победу при жизни, выходной был не нужен.

Для меня День победы практически потерял смысл вместе со смертью воевавшего деда, который умер в этом году (http://www.redstar.ru/2008/03/15_03/3_04.html). Он воевал с первого по последний день войны, и всю жизнь был военным, а праздник был таким поводом позвонить ему. Он был генерал-полковником, но у него не было дачи и машины. Зато на похоронах, вопреки новому указу министра обороны, отменившего траурное марширование меньше, чем для генерала армии, распорядитель велел в знак уважения промаршировать (не уверен в точности всех деталей, но на военном языке это многое значило).

Я не люблю ритуалы и придуманные чиновниками традиции. Для меня День победы — это такой романтический праздник, на втором месте после Нового Года. Но он не имеет никакого отношения к выступлению ветеранов в школе, к установке очередного вечного никому не нужного огня, к разговорам о том, что кто-то за нас воевал.

Георгиевская ленточка мне нравится, потому что она не претендует на тупую гранитную псевдопамять. Она стала таким же образом, как гвоздика на 7 ноября, мимоза на 8 марта, елочная игрушка и красная шапка на Новый Год. Это в любом случае лучше, чем муниципальный землеотвод под неприкосновенную поебень.

Если что-то и вызывает во мне настоящие переживания о событиях, к которым ни я, ни вы не имеем уже никого отношения, то это вот такая картинка из архива:

Москвичи на площади Свердлова осматривают сбитый над столицей немецкий самолет. 1941 год. Фото О. Кнорринга, РГАКФД.

Artēmijs Ļebedjevs, LiveJournal.

***

Un tieši to pašu es vēlētos teikt par mūsu fanātiskajiem leģionāru aizstāvjiem un it īpaši — noliedzējiem. Jūsu fanātiskā tieksme kaut ko pierādīt ir apbrīnojama. It īpaši tāpēc, ka jums ar to, patiesībā, nav praktiski nekāda sakara, jo neba jau mūsu kritušie senči (un arī manā ģimenē tādi ir) noteica to, zem kāda režīma mums tālāk būs jādzīvo. Lielākoties to izlēma nācijas, kuras Latviju, labākajā gadījumā, gadsimtiem ilgi ir uztvērušas tikvien kā par izdevīgu tirdzniecības punktu. Nez kāpēc tad Saules kaujas piemiņas dienā cilvēku savācas tikai daži simti? Kāpēc mums nav poļu, zviedru, vāciešu, norvēģu, dāņu, lietuviešu, franču un nez kādu vēl nāciju protestētāju, kas aizstāvētu sevi pret «drakoniskajiem» latviešu senčiem, kas kopš neatminamiem laikiem ir cīnījušies par savu vietu uz šī zemes pleķīša?